Это история одного добровольца, чья война продолжилась после АТО. Александр Чалапчий потерял в АТО обе ноги, но опять научился ходить. На компенсацию за ранения он открыл свой бизнес и стал производить экологическое топливо, которое способно заменять уголь. Несмотря ни на что он продолжает помогать армии и ведет в тылу уже новую войну: маленькую войну за энергетическую независимость Украины.

До войны Саша был мастером электрогазосварки. Работал в училище, учил детей. Имел собственное небольшое хозяйство, держал свиней и пасеку. Чинил автомобили и делал котлы. Следующие несколько лет необратимо изменят его жизнь. Но я не уверен, что он об этом жалеет.

– Саша, какое у тебя образование?

– Высшее.

– А после ВУЗа ты пошел работать?

– Сначала пошел в армию. А потом – в милицию. Родители настояли ...

– Понравилось там работать?

– Ты издеваешься? Я боролся с оборотом наркотиков. Но фактически это нереально. При мизерной зарплате я отвечал за большую территорию. Реально посадить кого-то за решетку очень сложно, из-за нашего законодательства. Плюс все эти бомжи ... Никогда не знаешь, чем они больны. Приходится иметь информаторов в этом кругу, а это не очень приятная компания.

– И что ты сделал?

– Через некоторое время я подавил наркоманию настолько сильно, насколько мог. Но с меня начали требовать планы и намекать, что если я уже переловил всех настоящих наркоманов – это всегда есть другие варианты выполнения этого плана. После этого я уволился.

– Похоже, тебе не очень нравилась наша правоохранительная система тех времен. А ты был на Майдане?

– Был. Я попал на самую "дискотеку".

– Когда же?

– В то время я учился в Одесском политехническом, и мы как раз привезли одежду, сигареты протестующим. Это было 19 февраля. А тут такое ... Я даже не понимал, что именно я там делал – вокруг кровь, "двухсотые" ... Все было каким-то нереальным. А потом сразу же начался Крым ...

– И ты пошел в военкомат?

– Ну через некоторое время. Попросил повестку, чтобы жена не знала, что я доброволец.

– Думаешь, так не призвали бы?

– Нет, мои документы лежали вообще где-то далеко. Сказали, что если бы сам не пришел – повестки бы не было.

– И с чего началась твоя служба?

– Какое-то время сидел в секретке. Затем, наконец, меня перевели на передовую между Торецким и Горловкой. Мы были на крайнем посту. Его хорошо видели сепары и постоянно нас обстреливали. Потом меня забрали на другой пост к землякам. Ребята между собой за меня поторговались. Сторговались за канистру солярки. Такова была цена моего перевода к землякам.

– Там было спокойнее?

– Да не было у меня цели перевестись где спокойнее. Просто к землякам. С ними как-то проще. Стреляли там так же. Собственно там я и получил ранения.

– А как?

– Мы шли рядом взорвалось. Я даже ничего не понял. С двумя оторванными ногами доложил по рации, что я ранен. Сначала думали, что я шучу. Затем вывезли в госпиталь. Далее я помню отрывками.

– Где тебя оперировали?

– Меня привезли в Дзержинск, в обычную больницу, там и сделали операцию ... Говорили, что одну ногу спасут, но у меня редкая группа крови, вариантов не оставалось.

– Было страшно?

– Нет, в тот момент ты как во сне. Истекает кровью, понимаешь что умрешь, но не страшно. Лучше доходит уже через время. Ну а когда все закончилось, было уже поздно бояться. Через 4 дня после операции я уже думал, как я буду на коляске ездить, планировал что делать.

– Протезы поставили сразу?

– Ну, через некоторое время.

– Ты за них платил?

– Нет, все оплатило государство. Война не так давно началась, и это был первый случай установления таких протезов на двойную ампутацию. Они не предназначены для этого. Приезжали даже какие-то специалисты из Германии, снимали меня, говорили, что такой случай уникальный. Хотели показать, что на их протезах можно ходить даже при двойной ампутации.

– А что тут такого?

– Дело в том, что у людей даже с одной ногой, и тех у кого ампутированы обе – очень разные возможности. Когда у тебя есть хотя бы одна своя нога, то значительно легче. Ты можешь опираться и на нее, и на протез. Протез становится как костыль – вспомогательной точкой опоры. Когда же ампутация двойная, то все гораздо сложнее. Ты ходишь, как на ходулях, не можешь держать равновесие. Я продумывал каждый шаг вперед, это адская боль – война с самим собой. Протезы очень давят, оставляют после себя гематомы и ссадины, на которые его утром надо одевать снова.

– Как ты учился ходить на протезах? У нас же специальных учебных центров для этого нет?

– О, это еще и история ... Да, у нас нет ни реабилитационных центров, ни школы ходьбы. У нас есть протезисты, протезные заводы и все! Мне поставили протезы и отправили домой, где мы с женой учились ходить, просматривая американские видео. Но опять же, видео где на таких протезах, как у меня, люди ходят с другом ампутированной ногой, а не с двумя.

– Ну а за границу тебя не хотели отправить?

– Смотри, где-то через полгода после операции, меня и еще 4 бойцов (с одной ампутацией) отправили в Австрию. Там за три недели нас немного научили азам; как садиться, как падать, как ходить по лестнице. Откорректировали нашу походку. Однако, это нужно делать постоянно. У нас постоянно пытаются создать подобные школы, центры, но, пока, через одно место.

– А чиновники пытались как-то помогать?

– К нам в госпиталь приезжала Ольга Богомолец, обещала повезти меня на протезирование в одну из стран НАТО.

– Помогла?

– Нет, по факту, нас отправили на реабилитацию к совсем далекому от этого человеку – Оля Чуйко (председатель правления фонда "Международная ассоциация поддержки Украины»).

– Как так?

– Ну, с нашими политиками так бывает. Нельзя давать пустые обещания и пиариться за счет этого, ребята же верят и ждут помощи. Как бы ни было, а я сумел сам себя поставить на ноги, своим стержнем, с помощью семьи, волонтеров, молитв людей.

– Тебе дали компенсацию за ранение?

– Да. Во-первых, пенсия у меня за 4000. Во-вторых, компенсацию за первую группу мне дали где-то около 300 000, которые затем стали "инвестицией" в собственное дело.

– Но на эти деньги можно жить и так. Не так много людей на твоем месте их бы вложили в бизнес.

– Работа помогает бороться с послевоенным синдромом. Конечно, у каждого своя травма, но надо занять человека, чтобы негативным мыслям не было места в голове.

Я две недели провел на коляске, крыша срывало. Я пошел в училище работать, но там меня не понимали, зачем мне это все надо было.

– Что ты имеешь в виду?

– Я живу в Кировоградской области. Здесь далеко не все люди на нашей стороне. Они не понимают, зачем я пошел воевать.

– Ну а насколько училище было готово к преподавателю без ног?

– Не готово. Не было ни пандусов, ни туалетов – ничего. Поэтому и через отношение я оставил попытки что-то изменить внутри старого и занялся своим делом.

– То есть ты вложил деньги за ранения в бизнес?

– Да. Надо было что-то делать, чем заняться. И не только чтобы деньги зарабатывать, но и чтобы не сойти с ума от негатива вокруг.

– Чем ты занялся?

– Я решил заняться производством экологического вида топлива – пеллет из соломы. Мы с другом поехали к Днепру, затем в Запорожье, посмотрели различное оборудование. Выбрали нужно, дали задаток, договорились об оплате и за месяц нам сделали брикеровальщик.

– И все? Бизнес готов?

– Да если бы ... Это только 10% бизнеса. Очень большую часть производства занимает еще сушка, измельчение, фасовка, сборка материала. А инструкций, как все это делать – нет. Мало кто вообще работает с соломой, нет литературы даже в том же интернете. Все нужно делать самим, путем проб и ошибок.

– А где взял помещение?

– Сначала я его арендовал, а затем купил эту пару заброшенных зданий.

– Звучит просто ...

– Да, если бы. Сразу стала проблема подключения электроэнергии. Цена вопроса была 250 тыс. грн ... Это было обычное мошенничество. Местные "енергетики" уже даже предлагали собрать деньги в людей, чтобы за меня заплатили как за ветерана.

– Заплатили за что?

– А ни за что. За "новый" проект электросети, "новую" линию. Хотя она уже там была, и надо было только подключить.

– И что ты сделал?

– Я начал звонить председателю облсовета, губернатору Кировоградской области, в Киев. Ну, в итоге, мне сделали все это бесплатно.

– На этом проблемы закончились?

– Да нет. Средства все равно были нужны на первое время.

– Как выкручивался?

– Я 2 месяца в Киеве работал прорабом, чтобы было из чего платить зарплату людям и свою семью кормить. Меня взяла очень хороший человек к себе, тем я сам не понимал, что делаю там. Мотался на протезах по стройкам ... Сейчас уже начался сезон, и я уже могу "жить" с брикетов.

– Сейчас ты сам все делаешь на производстве или у тебя работают рабочие?

– У меня работают три человека, правда не официально, потому что нет возможности платить за них налоги. Пока что за 2 года, я еще ничего толком не заработал, все идет на модернизацию и совершенствование производства.

– Все настолько сложно?

– Да, довольно сложно. Я даже иногда жалею, что занялся именно этим – много затрат, а рынок сбыта еще мал.

– Почему? Всем же надо тепло и чем-то его  отапливать?

– У нас только говорят об альтернативных видах топлива, а когда ты их предлагаешь – все упирается в старое советское оборудование в котельных, на котором и отмывают деньги.

– Есть?

– Понимаешь, эко-топливо – это не уголь. Для него нужны новые, современные котлы, которые будут экономить за счет более низкой стоимости сырья. Ведь тонна угля стоит 4 тыс. грн., и он оставляет после себя шлак, который надо вычищать. Такие же пеллеты как наши – делаются из соломы и шелухи – сырья, которого у нас много, и которое добывать даже не надо. Надо только новые котлы.

– А они дорогие?

– Уголь дороже. Я сам сварил себе такой котел. За зиму на отопление дома в 120 кв.м я трачу где-то 4500 грн.

– Ну с пеллетами как ясно. А ты планируешь развивать новые направления?

– Еще хочу подключить линию гранулирования комбикорма. Буду искать фермы, перерабатывать их сырье или закупать свое – это уже будем смотреть. Собираюсь также поставить токарный станок и сварочный. Ищу сейчас где взять. Часто их на металлолом продают. Я могу такой станок восстановить, и он будет приносить пользу. Это, кстати, даст еще два рабочих места.

– А люди уже есть?

– Сначала буду сам делать, пока не найду человека, у меня есть разряд.

– А спрос на такие услуги есть?

– На ремонт сельхозтехники немного есть, потому что сейчас появилось много мелких фермеров, и все ремонты сейчас делаются «на коленке», а мастерских нет. На станках и сможем ремонтировать технику для АТО.

– Ты помогаешь АТО?

– Конечно! Сначала мы сделали старый джип общими силами. Я нашел парня здесь у нас в Ульяновке, заплатил ему за работу, а запчасти оплатили благотворительные организации. Затем скорую сделали, еще передавали еду, форму ... Мне даже дали 2 значка за волонтерство (улыбается).

– А семьи погибших?

– Есть две семьи – помогал им документы собирать. Люди передавали вещи, канцтовары, деньги, а я это все развозил и подвозил. Однако какой из меня волонтер ... Да, я помогал чем мог, но эти деньги – полтысячи-тысячу, небольшие деньги. Но я знаю, что и они там нужны. И это интервью я делаю вовсе не для пиара – если хоть одному человеку оно поможет, то уже большая польза. Если увидят, не напился, не впал в отчаяние, то не зря я все это сейчас рассказываю.

– Кировоградская область – интересный регион. Раньше здесь много людей тосковало по совку. Ты говорил, что не все здесь понимают, зачем нужно идти в АТО. Возвращаться сюда было трудно?

– Сначала да, особенно общаться с людьми. Ты приходишь с войны, и они начинают слагать легенды, что ты пошел туда за баблом и подорвался на мине, когда хотел помародерить. На это не нужно обращать внимания. Люди пытаются найти оправдание своему равнодушию и страху, а лучший способ защиты – нападение. Вот и все. Это также надо пережить, потому что многих это лишает веры и забирает последние силы.

Старики живут ностальгией якобы по Советскому Союзу, только потому, что в те времена были молодыми, они не обращали внимание на диктатуру, репрессии, что есть было нечего. Положительные воспоминания о себе юных, сильных и красивых – нивелируют весь негатив. Но, как начинаешь расспрашивать их, то оказывается далеко не все было так сладко.

Меня часто спрашивают, – "за что ты воевал, вот за эту страну?" Люди добрые, я воевал за свою землю. Мои предки воевали, так и я! Каждый второй хочет меня пожалеть, но мне этого не надо, у меня все хорошо! Есть люди, которые живут тем Советским Союзом и вот, как я патриот своей страны, так и они, патриоты только Советского Союза. Я даже не пытаюсь их изменить, они такими уж и пойдут из этого мира. К счастью, есть люди, которые поддерживают.

– Много?

– В нашей области около 50 на 50.

– А ветераны здесь держатся друг друга?

– Понемногу. Меня избрали председателем союза ветеранов АТО здесь в районе, но это очень тяжело

– Почему?

– Каждый, как ребенок. Звонят, – каждому надо помочь, а у меня еще и семьи погибших, оформление их документов. Дел много.

– Что бы ты посоветовал другим ветеранам?

– Вести себя достойно. Если ты надел форму – надо держать планку, а как раз напился, это уже перечеркивает все твои добрые дела.

– Способно ли ветеранское движение изменить Украину?

– Их (политиков) счастье, что сейчас война, некогда ребятам "заниматься" верхушкой. Но как одного затронут – пойдет цепная реакция. Люди уже умеют стрелять и уже ничего не боятся, то Майдан будет казаться им сказкой. Мы уже видели смерть, и друг за друга горло перегрызем. Им (политической элите) надо меняться.

– Когда ты шел в АТО и сейчас, это одна и та же страна или что-то изменилось?

– Особенно – нет. Дороги в селе те же, зарплаты также ... Копы появились, а из них процент занимают старые милиционеры в новой форме? Поэтому, как были взятки, откаты, – так все и осталось.

Единственное, что изменилось – так это наши дети. Когда я был маленьким, я стеснялся своего языка, того, что я из деревни. А сейчас дети и молодые гордятся тем, что они Украинцы, они знают гимн, они уже заядлые патриоты. Еще армия наша изменилась, да.

– Что бы ты хотел изменить в стране?

– Надо искоренить эту коррупцию. Я хочу, чтобы моя дочь, через 10 лет даже не думала дать взятку копу, и тому подобное.

– А что ты для этого делаешь?

– Я даю рабочие места, даю людям возможность зарабатывать. В селе это очень актуальный вопрос! Своим примером я пытаюсь показать, что можно что-то делать самому, и тем самым помочь хотя бы одному, двум людям. Потому что если пересилить эту самую коррупцию и вместо того, чтобы закупать свое же угля на оккупированных территориях, – производить новый, более дешевый и экологический продукт. Будет результат, будут изменения. Каждый должен делать свое. Я делаю эко-топливо и не даю взяток.

Первоисточник